В пoслaнии Фeдeрaльнoму сoбрaнию прeзидeнт Влaдимир Путин пoтрeбoвaл «зaщитить интeрeсы грaждaн с низким урoвнeм дoxoдoв» и нaлaдить кoнтрoль зa цeнaми, в тoм числe нa лeкaрствa.
Пo пoдсчeтaм глaвы вeдoмствa Вeрoники Сквoрцoвoй, прeпaрaты, вxoдящиe в пeрeчeнь жизнeннo нeoбxoдимыx и вaжнeйшиx (цeнa нa ниx рeгулируeтся гoсудaрствoм), пoдoрoжaли зa гoд нa 0,3%, a прoчиe лeкaрствa, «кoтoрыe нaсeлeниe сeбe инoгдa пoкупaeт», — нa 10—15 %.
Пo oцeнкe министрa прoмышлeннoсти и тoргoвли Дeнисa Мaнтурoвa, oтeчeствeнныe фaрмпрeдприятия пoлучили дoстaтoчнo гoсудaрствeнныx срeдств и ужe нaчaли прoизвoдить кoнкурeнтoспoсoбныe прeпaрaты, кoтoрыe пoлнoстью зaмeнят импoрт.
Чинoвники зaвeряют, чтo импoртoзaмeщeниe нe приведет к дефициту лекарств: и чем чаще они это повторяют, тем больше хочется запасти таблетки впрок. На местах чутко ловят сигналы верхов и переводят пациентов-льготников на отечественные препараты, нарушая ювелирно подобранные схемы лечения.
Корреспондент «Новой газеты» побывала в саратовской аптеке и встретилась с родителями детей-инвалидов, уже пострадавших от импортозамещения и подорожания лекарств.
Насколько это серьезно?
В аптеке немноголюдно. Стильно одетая дама у окошечка зачитывает фармацевту длинный список лекарств от давления и болезней сердца. Строго спрашивает: «Неужто подорожало всё?» Красивая девушка по ту сторону стекла смотрит неприязненно: видно, этот вопрос ей задают не в первый раз.
«Таблетки, которые стоили дешевле 300 рублей, подорожали на треть, более дорогие — процентов на 25. Вот это, — дама проводит рукой по списку сверху донизу, — примерно на 3 тысячи. Через две недели мне нужно купить столько же!»
Следующий посетитель также интересуется препаратами от давления (все-таки не безосновательно президент решил объявить этот год национальным Годом борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями). «И тут нет, уже во второй аптеке», — удивляется представитель сильного пола.
Называю, какие лекарства нужны мне. Ответ фармацевта обескураживает: «муколитик» имеется только в таблетках, а не в нужных мне пакетиках (так вышло бы меньше), детского жаропонижающего с «ибупрофеном» нет, сироп солодки (недорогой и вполне отечественный препарат) остался в количестве одной бутылочки, а дешевая оксолиновая мазь закончилась, и неизвестно, когда будет. Подумав, говорю: «Давайте всё. По две штуки».
«Оптовики стали пересматривать цены ещё в третьей декаде декабря. Цена растет, но незначительно. Как бы мы ни кокетничали, доллар подорожал вдвое, а лекарства — на 2—3%, ведь это меньше процента инфляции, — говорит Игорь Михайлов, председатель гильдии фармацевтов саратовской торгово-промышленной палаты. — Что будет дальше — вопрос. Понятно, что в экономике все серьёзно, но вот насколько? Достигли мы уже наихудшей точки, или нам это только кажется?»
«На форумах прыщавые юнцы пишут: цены в аптеках растут, вот как зарабатывают люди! Люди на этом теряют. Уровень конкуренции в фармацевтическом бизнесе зашкаливает: в Саратове это 2—2,5 тысячи человек на одну аптеку, а в Европе — 9 тысяч человек. Вылететь с рынка можно в один миг, поэтому предприятия готовы поступиться прибылью, лишь бы удержаться», — говорит Михаил Волков, совладелец аптечной сети «Лекарь».
Маленький гражданин и величие державы
Если чиновники и патриотично настроенные комментаторы говорят об ограничениях для иностранных производителей лекарств, они точно пекутся о величии державы и вряд ли думают о восьмилетнем Сереже, живущем на окраине Саратова.
У Сережи — ДЦП и эпилепсия. Четыре года назад ему уже пытались заменить швейцарский противоэпилептический препарат «топамакс» на отечественный «топалепсин» (для бюджета это дешевле почти в 10 раз). «Теоретически — это одно и то же, ведь действующее вещество одинаковое. Малыш на два часа «ушел в статус» — это означает непрекращающийся приступ с остановками дыхания.
После этого мама ребенка-инвалида стала покупать ему импортное лекарство за свои деньги. Но проблема оказалась серьезнее: клиническая картина изменилась, и приступ следовал за приступом.
Сережу возили из Саратова в РДКБ (нужно сказать, что поездки эти не бесплатны: бюджет оплачивает только квоту, остальные расходы семья берет на себя — уходит 20—30 тысяч рублей). «В месяц нам нужно полторы упаковки. В октябре в поликлинике сказали: «Кеппры» не будет, берите «эпикепран» (препарат в три раза дешевле. — Н.А.).
Говорят: «Дачего же вы боитесь, попробуйте, вдруг подойдет», — рассказывает Леся. В сентябре, октябре, ноябре и декабре она покупала бельгийский препарат сама, за это время упаковка подорожала с 1750 до 1880 рублей. «Дело даже не в цене. А вдруг вообще перестанут завозить наш препарат на территорию России? Что я буду делать тогда?!
К счастью, саратовские семьи детей с ДЦП объединены в общественную организацию «Торжество движения». Поодиночке мамы больных детей не видны с государственных высот, только вместе родители научились открывать почти любые двери. Олеся встретилась с руководством регионального минздрава.
Даже если мама готова прошибать стены, ей «в порядке исключения» предоставляют только то, что полагается по закону, — но только отдельно взятой маме и в отдельно взятом случае. Помимо противосудорожного средства Сереже постоянно нужны противовирусные, гепатопротекторы, иммуностимуляторы, витамины — их приходится закупать за свой счет, и это еще не все траты семьи.
«А ведь врачи советовали положить его на кровать и не рыпаться: мол, это растение», — вспоминает Леся.
Олеся показывает летние фотографии: Сережа катается на специальном велосипеде. «Он крутит педали, он едет, вокруг него дети бегают. Он ощущает, что он сам что-то может, у него спина распрямляется. Этот велосипед стоит 35 тысяч рублей. Технику для Сережи приобрел благотворительский фонд, с которым связалась Олеся.
Сейчас перед ней стоит очередная задача: найти благотворителей, которые могли бы купить стул для кормления, с тем чтоб Сережа мог есть за одним столом со своей семьей. Уже прощаясь, Олеся попросила изменить имена ее и сына и не отмечать фамилию: «Вдруг будет шумиха, придерутся к какой-нибудь запятой в наших документах и отберут препарат».
Санчасть. Слабонервным не входить!
«Пойдемте с нами в поликлинику, сами всё увидите», — приглашает Юлия Сметанина. Ее дочери Насте — 15 лет, у девочки ДЦП и эпилепсия. В поликлинику ей нужно на обследование из-за ухудшения состояния здоровья. По осени швейцарский противоэпилептический препарат «топамакс», который она должна принимать ежедневно, исчез из саратовских аптек.
Перед Новым годом Насте выделили более дешевый препарат хорватского производства «топсавер», и у ребенка начались судороги. Настя принимает «топамакс» с 10 декабря 2005 года (все назначения Юлия записывает в толстую тетрадь).
В 2013 году мать покупала «топамакс» за свои деньги, хотя льготный препарат должен выдаваться бесплатно, а затем подала в суд иск о возмещении затрат. Фрунзенский областной суд принял решение — взыскать с регионального министерства здравоохранения 18 тысяч рублей, так чиновники продолжили судиться с матерью ребенка-инвалида в вышестоящей инстанции.
Каждую неделю Юля ездила на заседания (прежде чем выйти из дома, мама должна найти того, кто посидит с больной девочкой: ведь физически Настя совершенно беспомощна). С тех пор у нее осталась толстая пачка распечатанных законов и постановлений, исчерканных маркером, — Юлия изучала их ночами, так как у нее нет денег на адвоката.
Я обычная мать ребенка-инвалида, я хочу просто приходить в поликлинику, брать рецепт и обменивать его в аптеке на баночку с таблетками. Почему я не могу воспользоваться льготой, положенной мне по закону, без хождения по прокуратурам и судам? Представитель ничего не ответил».
В поликлинику нужно приехать к 10 часам утра. Товарищ семьи Андрей тормозит посреди проезжей части, мама с Настей на руках (девочка весит 50 килограммов) пытается вылезти из машины и выбраться на тротуар. Здание состоит из нескольких пристроек: (для того, чтобы попасть из одного крыла в другое, нужно преодолеть множество крутых лестниц). Юля и Андрей несут Настю по очереди.
Два марша вверх, прямо по длинному коридору, поворот, снова лестница вниз, потом вверх, еще одна узенькая лесенка, где с девочкой на руках можно протиснуться только боком, — и мы в лаборатории. У Насти берут кровь на анализ, теперь нужно в кабинет УЗИ.
Фотосъемка всполошила поликлинику, из-за угла к нам спешит главврач Вера Харитонова. Главврач рассказывает, что здание поликлиники — исторический памятник, одна из пристроек обрушилась 15 лет назад. Как уверяет главврач, в экстренных случаях мобилизуется вся мужская часть персонала — водитель, охранник, массажист и заведующий поликлиникой.
Как объясняет заведующий поликлиническим отделением Владислав Сердюков, в соответствии со стандартами оказания медицинской помощи в заявке на льготные препараты указывают международные непатентованные наименования, а не торговые наименования. То есть для Насти заказан препарат, содержащий действующее вещество «топирамат». На торгах закупят то лекарство (швейцарский «топамакс», хорватский «топсавер» или считающийся отечественным «топалепсин»), которое дешевле.
После новогодних праздников «топамакс» появился в коммерческом отпуске. Юля показывает свежий чек — 2165 рублей, в месяц нужно на 2 упаковки. По закону детям-инвалидам положены бесплатные препараты не только по основному, но и по сопутствующим заболеваниям. В реальности мама покупает их сама.
Транквилизатор «мезапам» — 370 рублей за упаковку, фермент «микразим» — 300 рублей за упаковку, средство от дисбактериоза «бифиформ» — 400 рублей. Ещё небулайзер, аппарат магнитотерапии, тонометр, глюкометр и так далее. По закону их должны выдавать даром, норма — 3 штуки в день (по факту — уходит 4), в 2014 году Сметанины получили за полгода 180 штук.
Денежную компенсацию за самостоятельно приобретенные подгузники выдают из расчета 16 рублей за штуку (такова цена госзакупки), реально в аптеках они стоят от 23 до 32 рублей за штуку. Деньги должны возвращать родителям в течение двух месяцев, в действительности, по словам Юлии, приходится ждать почти полгода. Пенсия по инвалидности составляет 8 тысяч рублей.
В прошлом году она зарегистрировалась как индивидуальный предприниматель и платит налоги — 24 тысячи рублей в год плюс 6% от дохода — и больше не имеет права на пособие по уходу за ребенком-инвалидом (5 тысяч рублей в месяц). «Где логика?
Мама уходит на работу, а больной ребенок ведь не может остаться дома один, ее надо отвести в школу, значит, я должна заплатить няне или сиделке. Если бы 15 лет назад мне сделали кесарево сечение, у меня на днях была бы совершенно здоровая дочь. Кто дал диплом государственного образца тем врачам, которые принимали у меня роды?! Государство виновато, что у меня ребенок-инвалид, а теперь отнимает у меня даже эти 5 тысяч!»
Главврач и нехорошие предчувствия
Картина с лекарствами тревожит не только больных, но и главврачей больниц. «Любого главврача лечебного учреждения, которое после новогодних праздников приняло больных, — можно сажать, так как по закону у него не может быть лекарств, — говорит руководитель одной из областных клиник.
— Всё дело в том, что с 2015 года мы перешли на одноканальное субсидирование. То есть деньги идут на конкретного больного в рамках конкретного отчетного периода. Это означает, что препараты, купленные в прошлом году, должны быть израсходованы только на больных прошлого года. Прямо сейчас купить новые препараты мы не можем. По закону аукционную продажу можно объявлять только при наличии денег на счетах, но они поступают обычно к концу января. Лечить законными лекарствами мы сможем всего лишь с середины марта.
Все это еще полбеды. Сейчас по 90% аукционов поставщики просто не выходят на торги или отказываются исполнять уже заключенные контракты. Раньше их пугало внесение в реестр недобросовестных поставщиков. Теперь не пугает, так как угроза потерять бабло серьезнее, к тому же они заранее организовали с десяток запасных фирм.
Что делают главврачи? Получают 50 упаковок, а пишут 100. Государство подталкивает нас на эту очень далеко уводящую дорожку: либо ты вообще не лечишь — либо договариваешься с поставщиками вот таким способом», — главврач закуривает очередную сигарету и драматично вглядывается в монитор системы видеонаблюдения, будто ждет, что за ним вот-вот придут.
